СТРАХ
Страх преследовал человека в течение всего времени, прожитого им на земле. Страх был всегда рядом, за углом, всегда — на шаг позади, всегда — за спиной, непознаваемый, неуловимый, неотвратимый. Человек пытался спрятаться или убежать, но страх поселился под его черепной коробкой, впиваясь в мозг, он свил себе гнездо в темноте, за глазными яблоками.
Вечно голодный хищник, вечно утоляющий свой голод, созданный ради одного — ради власти над человеком. Не имеющий формы, но обладающий тысячами лиц, невоплощённый, но существующий.
Человек кормил страх своими мыслями и чувствами, и страх рос, становился сильнее. Неразлучный с человеком, сплетённый с ним клубком нервов и метастазов, вросший в человеческий мозг когтями, становившимися всё длиннее и острее — но и по-прежнему крадущийся сзади, отстающий на шаг, скользкий, неуловимый, словно ртуть, и незримый.
Он всегда был так близко, что, казалось, можно его увидеть, быстро обернувшись. Казалось, что это возможно — но человеку не удавалось взглянуть ему в глаза.
Силой его была слабость человека, волей его — безволие человека, пищей — собственные его порождения, взращённые в душе человека.
Время шло, менялось многое, но неизменным оставался страх, неотлучно следующий за человеком на всех дорогах и тропах его существования. Человек пытался защититься от страха, но не смел взглянуть на него, и любая броня оказывалась муляжом, игрушкой из папье-маше, когда страх вступал в свои права. Любой панцирь бессилен, когда враг — внутри. Любое оружие, направленное против такого врага, направлено на поднявшего его, а страх стал для человека именно таким врагом.
Человек приручил животных, подчинил себе природные силы, пытаясь переделать мир так, чтобы в нём не осталось места для страха. Но он забыл, что нельзя приручить то, чему не можешь смотреть в глаза, что нельзя подчинить себе то, рабом чего являешься.
Человек прятался от страха за завесой лживой мишуры, но страх не знает лжи, и ночью, когда всё являет своё истинное лицо, он показывался человеку, и тем ужаснее было его явление, что в обрамлении клочьев паутины бездумных слов и поверхностных верований лик его проступает с ещё большей беспощадностью и отчётливостью.
Человек умолял бога защитить его от страха, но что бог дал ему? Иллюзорную ширму, которую страх разрывает одним движением своих отточенных когтей. Веру, основанную на страхе. Веру, не только не причинившую вреда страху, но лишь добавившую ему сил. Страх играючи обращал в свою пользу всё, что было направлено против него, и становился всё сильнее — с каждым днём, веком, тысячелетием.
Придумывая различные имена для страха, человек надеялся совладать с ним, но, не зная его истинного имени, получал лишь иллюзорную власть над созданиями собственного разума, теша себя этими игрушками, словно дитя, и бросая их, подобно испугавшемуся ребёнку, по первому зову страха.
В своей наивности человек полагал, что страх — лишь плод его воображения, лишь досадная помеха на пути к радости и процветанию. Тем больше возможностей было у страха получить свою законную добычу, не затрачивая даже на это усилий.
В своём бессознательном человек тщетно искал гнездо страха, надеясь избавиться от него, но беспомощность тех, кто претендовал на знание человеческой психики, была очевидна даже для них самих. Погружаясь в омут собственных болезненных переживаний, человек не убивал страх, но кормил его. Человек всегда кормил страх, и тот рос, становясь всё сильнее, всё больше подчиняя себе своего раба, обретая над ним абсолютную власть.
Человек пытался приручить страх, показать его — в кукольном ли театре или на мониторе, дать ему имя и сделаться его полновластным хозяином. Но он сам не заметил, как забрёл в ловушку, расставленную им же самим. И когда оживают кошмары, рождённые воспалённым мозгом того, кто думал, что знает страх и может говорить о нём, человек в ужасе забивается в ближайшую дыру, пытаясь спрятаться — от чего? От того, что по-прежнему, как и тысячелетия назад, всегда за спиной.
Человек слишком поздно заметил, что в иллюзии своей не отгородился от страха, а лишь проложил для него ещё более удобную дорогу. Не стену каменную построил, а широкий и крепкий мост, чтобы завоеватель беспрепятственно занял все принадлежащие ему по праву территории.
И страх вступил на эти земли без суеты и излишней поспешности. Он не завоёвывал их, он лишь подтвердил своё право на то, что принадлежало ему изначально.
Столетиями страх готовился к окончательному порабощению человека. Каждый закоулок души человеческой изучен им, каждая мысль человеческая известна ему, каждый нерв человеческий — лишь верёвочка, одна из бечёвок, при помощи которых страх управляет своими марионетками.
Страх наполнил мир человека вязким дурманом, липкой паутиной, пылью и затхлостью. Он наполнил человеческий мир своим присутствием. В своей неотвратимой неспешности он преследует человека всегда, не позволяя тому догадаться, что преследование давно окончено, а происходящее — лишь игра хищника с жертвой. Страх ждёт, когда его усилия окажутся востребованными. И ему недолго осталось ждать.
Однажды человек остановится, заблудившись в тёмных закоулках собственного страха. Он поймёт, что потерял дорогу к свету и блуждает теперь вслепую по лабиринту, не имеющему выхода. Отчаявшись, он будет звать на помощь, но бог не придёт выручить его из пыльной ловушки. С воплем отчаяния человек, подобно слепому щенку, уткнётся в стену и замрёт, беспомощно ожидая своей участи.
И тогда ДИАВОЛ найдёт его.
